И стыд, и вина останавливают проживание важных внутренних процессов. Можно сказать, они останавливают жизнь, не давая чему-то завершиться, не давая возникнуть новому.
Вот, к примеру, частый запрос в терапии — родительская вина о потерянном времени или даже о потерянных отношениях с детьми.
Ребенку уже 10, 15, 20, 35, а я, мать, только сейчас поняла, что была с ним слишком строга. Что не замечала его уязвимости. Что слишком была занята тем, что обо мне подумают. Сейчас мне это уже не важно, но… сын или дочь уже на дистанции, доверия нет. Или они повторяют ту же модель, «возвращая» полученное.
Я, терапевт, понимаю, о чем вина, но также я уверена, что вина мешает признать ограничения на тот момент времени и признать ответственность за них. А что это означает?
Это означает, что в тени находится горе. Горе, что вот так все сложилось, и не могло быть иначе. Что ограничения были слишком серьезные, чтобы сложился хороший контакт. Ресурсов было мало, а страха было слишком много. И помощи не было.
У многих, очень многих за виной скрывается горе. И признание своих ограничений.
Что будет, если удастся отгоревать горе? Уйдет неимоверная тяжесть, расчистится пространство для надежды и любви.
Искренний разговор может положить начало новому контакту, теперь на новом уровне опыта и мудрости.
Это возможно в любых отношениях, в которых были совершены ошибки.
Потому что ошибки — это часть всего лишь неопытности, а не плохости, а опыт нарастает.
Но при условии, что вместо вины мы будем опираться на ответственность.
Стыд появляется в детском возрасте, в результате прямого стыжения, или же, чаще, в результате опыта, в котором ребенок почувствовал себя неловко и неуместно. Почувствовал так остро, что появился стыд. Потом стыд начинает возникать как рефлекторная реакция в других случаях неловкости и неуместности.
Хорошо, если родитель чуткий и может поддержать, но часто такие ситуации остаются незамеченными, и нам приходится разбираться со стыдом, уже будучи взрослыми. Важно вернуть себя в состояние человека достойного, который попал в неловкую ситуацию. То есть нам нужен навык обращения с этой неловкостью.
Всякий раз, когда я попадала в ощущение стыда, я задавала себе вопрос: «А что в этом такого?»
Иногда я замечала, что человек или группа людей не принимали мой внешний вид, или ту или иную манеру, или ждали от меня того, что я была не готова сделать.
Бывало, что кто-то рассказывал обо мне нечто, что я не хотела предавать огласке, без моего разрешения.
Были случаи, когда меня обманывали, злоупотребляли доверием, или относились как к объекту, используя меня, пока я не осознавала, что происходит.
Бывало, что я сама сравнивала себя с кем-то, кто как будто лучше меня.
Когда я задавала себе вопрос «А что в этом такого», я осознавала причину неловкости, потом я спрашивала себя, а могла ли я быть другой, и выяснялось, что нет, потом я размышляла об ответственности другого человека, с его ожиданиями, или намерением использовать меня.
Потом наступало время чувств: гнева, разочарования, и горя.
Потом я думала о выборе.
И вот в момент выбора я становлюсь свободной.
Я решаю для себя, нужно ли мне что-то изменить, каких навыков мне пока еще не хватает, или же проблема заключается в том, что кому-то очень хочется меня использовать или изменить.
Так наращивается опыт, и что не менее важно, происходит завершение внутренних процессов.
В том случае, если мы переживаем стыд и вину, мы имеем хронически незавершенный процесс, хронический обрыв контакта с собой и с другими людьми, хроническую зависимость от других людей и отсутствие взрослого и свободного выбора.